Муха

– Давайте нынче без чинов – перед костлявой все равны… Мы проводили нашего Яшу – тело в яму, душу в небо. Настоящий русский офицер. Я знал его с четырнадцатого года. Он любил Родину, водку и женщин. Помянем! Земля ему пухом.

Пойло хлестнуло в горло, опалило. Рот наполнился щиплющим кислым привкусом.

В душном, спёртом воздухе палатки зудели крупные мухи – величиной со шмеля. Противный звук вьющихся над головами насекомых понемногу выводил Кира из себя.

– Ма-ца… – Сяо задумчиво нахмурился. – Ведь название хлеба у малашиков другое.

«Спросите Яшу», – чуть не вырвалось у Кира. Он смолчал, подавленный внезапным осознанием того, что больше не встретит весёлого приятеля, не услышит его голоса, не увидит лица. Никогда.

Нет человека. Только холмик ржавой земли с пробковым шлемом наверху.

Батальон уйдёт на юг, к Гвинейскому заливу. Будет пёстрый и шумный Манджал, будет прощальный парад. Будет гудок парохода и тающий на горизонте порт, а Яшка останется навеки на чужбине.

Когда-нибудь малашики распашут могилы пришельцев. Ни следа.

«Со святыми упокой… – про себя мучительно и горько просил Кир, с усилием вспоминая слова. – Идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная...»

Только не здесь умирать. Только не в эту землю. Хоть ногтями цепляясь, хоть тенью, но возвратиться домой!

– Интересно, а Пасху мы справим? – завёлся Котельников.

Кира нехорошо дёрнуло. Вспомнились камеи Локшина и потёртый на сгибах псалом – мамино благословение, её рукою переписанное.

Она хотела дать «Живые помощи» на пояске: «От зла оберегает». Он засмущался: «Маменька, это Европа! Как я буду выглядеть там… с пояском!»

– Да. Страусиным яйцом похристосуемся.

– Вечно ты язвишь, Артанов.

– Какая Пасха, Анатоль! Тут Африка, сюда Христос не дошёл. И время сдвинулось, ты понимаешь? Всё сдвинулось.

– Не приемлю календарь большевиков! Мы вернёмся и восстановим юлианский стиль. Железной рукой, Кир. В августе едем к адмиралу Колчаку, через Владивосток…

– Хватит, я устал от войны.

– Между прочим, о войне, – бесцеремонно вмешался Иевлев, похрустывая неизвестным африканским овощем. – Ритс, твои тягачи исправны?

– Машины можно заводить хоть завтра утром.

– Завтра, не завтра, а до ливней надо оттянуться к шляху, иначе завязнем с обозом и пушками. На себе тащить – ещё в Европе надоело. А малашики нам покоя не дадут, и не надейтесь. В сезон дождей им, голышам, раздолье.