Земные врата

Не прощённая и не простившая, в глубине души хмурая от ожидания новых мытарств, а сердцем оттаявшая при виде цветущей, зелёной весны.

Казалось, для неё одной оделись мягкой хвоёй лиственницы. Ей улыбаются и машут ветвями белоствольные берёзки, её манят синие зеркала озёр: «Загляни, полюбуйся, сколь ты хороша!»

Даже Пасху провела в темнице, так досадно! Главный надзиратель ходил по камерам – лязгнет замок, дверь отворится, а он эдак басом в темноту: «Христос воскресе!» Тем же голосом, что и «С вещами на выход!»

Ехала в кибитке, за казённые прогонные.

Скажи она раньше такое подружкам, засмеяли б: «Ой, Катьша, ты потешница!»

Благо, унтер-конвоир из горнозаводского войска попался честный и незлой. Мужчина в годах, с подконвойной кур не строил, надзором и придирками не донимал, а пригрозил лишь раз, в начале пути:

– Смотри, девонька – вздумаешь удрать, так у меня в запасе кандалы, а в каждом этапном остроге – кузнец. Что поймаю тебя, не изволь сомневаться – я охотник и по зверю, и по беглым.

За покушение на бегство поступлю с тобою по уставу, поэтому нам лучше быть в ладу. Кормовых тебе положено полтинник в день. Что не проешь, то всё твоё, отдам на руки. Пригодится, чай.

Трудно поверить в доброту служивых. Прошлый год они на Ревдинском заводе работных из пушек и ружей стреляли, десятка три насмерть. А тут унтер благоволит, как свой.

– Спаси вас Бог, дяденька.

– Ну, ладно, – проворчал он, набивая трубку. – Твоё дело мне известно – писарь разболтал. Я сам из старателей, смолоду дудки бил, пробы мыл… Тяжко было на Соймоновском-то прииске?

– В тюрьме куда легче, чем там, – призналась Катя, опечалившись.

– Пятьдесят пуд песка за день – умри, а промой. Ползолотника – сдохни, но сдатчику выдай. Недобрала – изведут, едва душу не вынут. А жили в землянках, ели один хлеб… И так полгода, кто и год. Да я б выдюжила, но обыски…

Ей бросилась краска в лицо, и она смолкла.

– Так знай – граф Строганов ваших мучителей за жабры взял. Зотов-зверь под караулом, а пособников его сиятельство тягает на допросы, крепко спрашивает.

Один, иуда грешный, аж в пруд кинулся, чтоб под допросом не стоять… Но с приисковыми беда – Зотов их по деревням обратно разослал, по заимкам, в леса к углежогам. Всех сыскать – до Рождества провозишься, а ты на государевом учёте.

В груди у Кати как птица запела. Есть правда на свете!

Потому в Кыштым она ехала с радостью, даже под конвоем. Да и подлинно ли дядька-унтер – надзиратель? Скорей попутчик.