Лес проклятых

Горбун, сильнейший борец в деревне, тоже жаждал сражаться — в надежде забыться в угаре битвы, но вербовщик лишь позабавился над ним. «Я доверяю тебе самое ценное», — утешая его, сказал перед уходом Отт, и первой же ночью молодой мужчина, робея, попытался «воспользоваться» доверием, но был изгнан за порог.

Терзаемый ревностью и несправедливый обидой, отвергнутый женщиной, осмеянный страной, горбун две ночи не смыкал глаз, а на третью оставил родной кров и тайными тропами спустился в долину, где лагерем стояло вражеское войско.

— Мне сказали, ты просил о встрече, пастух?

— Я знаю иной путь через горы, царь: крутой и опасный, но он приведет тебя к победе.

— Коли возьмем перевал, проси, что хочешь. Обманешь, жестоко поплатишься.

Суров и неприветлив был царь завоевателей, но слово сдержал, и когда воды Малиакоса окрасила кровь защитников, пастух получил свою награду — голову мужчины и плоть женщины.

***

«Будь ты проклят!..»

Кто сказал это? И когда? Прохрипел ли то Отт, славный и обожаемый всеми Отт, ненавистный друг, захлебываясь кровью под смех врагов? Или то выдохнула прекрасная Элла, в чей овдовевший дом он вошел воином-победителем, явившим забрать заслуженный трофей? О да, выбирая между участью рабыни для многих и браком с убийцей возлюбленного мужа, она покорилась ему, чудовищу, признанному и вознесенному новым царем.

Или Элла, отчаявшаяся мать, прокляла его позже? В лунную ночь, когда он вернулся из леса без приемного сына — малец с каждым днем все сильнее походил на родного отца.

Будь ты проклят! Пусть душа твоя, не знающая ни любви, ни дружбы, ни сострадания, вечно ищет и не обретает спасения! Будь ты проклят, предатель и убийца! Будь ты проклят!

***

День первый

Солнце плясало на внутренней стороне век радужными зайчиками. Солнце? Пастух резко открыл глаза, недоуменно ощупал горло. Потянулся, выгнулся, удивляясь непривычной свободе в спине.

— Я жив?

Странный сон отступал, глох в треске бурелома и перестуке ветвей с набухшими почками.

Стелился по мерзлой земле пожухлой прошлогодней травой. Уплывал вместе с отарой облаков за горизонт.

На бедро давила тяжесть, и, переведя взгляд, Пастух обнаружил прижавшегося к нему мальчишку. Пшеничные вихри будто прилизала корова, из приоткрытого рта стекала капля слюны.

— Малий?

Потревоженный, малец очнулся, растерянно хлопнул сонными глазами, возразил.

— Мишка я.