Право на счастье

Все равно, замахнись я оружием, длины древка не хватит на пару сяку, чтобы достать до него. А приблизиться ларра не даст.

— А как же... — я не вполне представлял себе, как будет происходить передача ребенка.

— Кидай! Я поймаю!

— Хорошо!

Колдун отлично справился. Поймал сверток на лету и... недоуменно уставился на пустые мокрые тряпки. А ты чего хотел, мразь?

Резкое движение руки снизу вверх, усиленное полуповоротом корпуса, острой болью отдалось в искалеченной ноге. Древко нагинаты скользнуло меж пальцев и, двигаясь, словно в сладком киселе, плавно полетело к муридзену.

Вот тебе, говнюк!

Я — керай!

Колдун не успел понять, откуда пришла смерть. Остро отточенное лезвие прошло сквозь кадык, перерезая шею напрочь. На запрокидывающемся лице маской застыло удивленное выражение. Маленькие алые бусинки из вспоротых жил поплыли печальной чередой и вдруг лопнули...

Обожгло левое плечо.

Боль бросила меня обратно в мир, где время течет быстро и беспощадно. Ларра. На вид легкая — с десятилетнего ребенка, а сила толчка легко свалила меня на бок.

Неприятное чувство — ощущать, как рвется твоя плоть и зубы скользят по кости. И ничего нельзя сделать потому, что оружие валяется в снегу у тела проклятого колдуна...

Басовитый рык из-за спины и ларра поднялась в воздух, поплыла куда-то в темноту — со смертью муридзена свет костра поугас. Как я мог забыть о Корноухом?

Два звериных тела — палевое и рыжее — сплелись, поднимая кипящую завесу из снега. Пес глухо рычал, будто перекатывались у него под ребрами жернова сельской мельницы.

Ларра кричала пронзительным голоском, как маленький ребенок.

Бочком, ползком, извиваясь шелковичным червем, я добрался до нагинаты. Вот она, родная. Вначале кончики пальцев, а потом и ладонь ощутили гладкую древесину. Теперь вставай, калека немощный.

Когда я доковылял до места драки, снег, щедро смоченный кровью, уже не летал — умялся. Корноухий, захватив мерзкую тварь за шею повыше загривка, держал мертвой хваткой. А ларра молотила лапами, как тонущий по воде.

Из-под когтей летели шерсть и клочья шкуры с мясом.

Как бы тебе, друг, второе ухо не отхватить... Все-таки тяжеловато оружие для одной руки.

Взмах. Раскрутка. Удар!

Вжик!

Не промазал. На зависть любому имперскому палачу шею срезал гадине.

Опытный пес сразу оставил дергающееся в конвульсии тело. Отскочил. Прилег на снег. Левый бок, грудь, брюхо — сплошное кровавое месиво.

Ничего, сейчас перевяжу.

Я наклонился и...