Он был синеглазый и рыжий...

В общем, так она и осталась не пришей кобыле хвост — ни человек, ни Иная, ни нормальной работы (ну что это, днем — журналист, вечером — на побегушках в Дневном Дозоре; да любая ведьмочка, хоть бы даже седьмого уровня, невольно хихикала, глядя на Нину), ни нормальной жизни. Семью, конечно, пыталась устроить, да и та вышла какая-то калечная. Хотя это не только из-за ее, Нинкиной, неприкаянности. Все-таки был он. То есть не то чтобы «был». Как раз не было. В другом городе, с другой жизнью, другими людьми. И все же… был.

Начиная качелей и той нежданной летней грозы. А потом — редкими всполохами.

Его же тогда почти сразу Темные забрали в областной центр. Наплели родителям про спецшколу и прочее. А Нинка стояла на вокзале — ей разрешили — и смотрела, как мальчишка с рыжеватой шевелюрой и вызывающим, пусть и слегка испуганным, взглядом заходит в вагон, а затем оборачивается, чтобы еще раз увидеть родной городок и ее.

И прижимает руку к груди, где приколот круглый значок.

Впрочем, спецшкола была.

И Сила была. И пророчества были. Он стал тем, кем стал — сильным Темным предсказателем и — выплесками — пророком. Очень сильным. Говорили — второй, а то и первый уровень.

Иногда он приезжал сюда по делам. Иногда по делам отправляли в областной центр Нину. Они виделись. И однажды даже остались вместе. На два дня. Два странных дня, в которые не случилось ничего. Гуляли, держали друг друга за руки так сильно, словно отпусти — и кто-то из них сорвется в пропасть, ужинали в кафешках, сидели на лавочке, разговаривая о всяком или не разговаривая вовсе.

И — ничего. Нина металась, хотела признаться, сказать… сама не знала что, но сказать! Однако не понимала, что происходит, и молчала. А он не сделал ни одной попытки что-то изменить. Только в самом конце, на вокзале — опять на вокзале — вдруг обнял, выбивая дыхание, и поцеловал. Быстро, нежно, крепко.

И уехал. Он всегда уезжает. Ее, или нет, не ее Па…

— Паша? — Рука с зонтиком опустилась, струйки воды потекли по свежеуложенному ламинату.

— Привет.

— Здравствуй.

Пашка, широкоплечий, с едва заметными конопушками на носу, шагнул к ней, приобнимая и тут же отпуская.

— Так, Нина, раз ты изволила прийти, давай вливайся в обсуждение. Через пять минут у меня в кабинете, — раздался баритон Виталия Федоровича, шефа. — Вливайся не в прямом смысле, — добавил он, глядя на растекающиеся от ее туфель ручьи.

Преодолев растерянность, Нина ответила коротко, по-деловому:

— Сейчас.