Смерти подобна

— И не вздумайте меня опять возле Григория закопать! Он в прошлый раз нормально выспаться не дал!

— Конечно, как скажешь, любовь моя, — кивнул, точно дурачок, Вася.

С хмыканьем я почти вышла с лоджии, когда налетел ветер. Волосы больно хлестнули по лицу, кроны деревьев опасно накренились к окнам нашей пятиэтажки. Я почувствовала недоброе. Нехорошо, погода разбушевалась. Значит, Леший с Бабой Ягой чудили. Нечисть в разгул пошла, даже трава к земле пригнулась, и цветы резко попрятали соцветия.

Василий тоже почувствовал.

Для светлого мага такое явление — знак. Он посмотрел на небо, где в продолжительной схватке сцепились черные тучи, затем на меня. Мы поняли друг друга без слов.

Спустя какие-то мгновения к спешащей толпе выбежал человек со стороны церкви и заголосил:

— Мощи! Святые мощи украли! Алтарь осквернен, епископ в коме, Агриппину украли!

Ну, блин, день так хорошо начинался…

Глава 2

Голубое здание дворца Культуры было забито до отказа. Кто не поместился, стояли на улице и громко стенали.

Попытки нашего мэра докричаться до населения ни к чему не привели, ведь старого Кощея Иннокентия Кошмаровича попросту никто не слушал.

Истошно голосила анчутка, рыдала рядом мавка, утирая сопли результатом недавнего неудачного окрашивания — зелеными в крапинку волосами. Лихо Одноглазое нервно сжимала платочек, периодически промокала единственный глаз и угрожающе посматривала на любого, кто тянул руки к ее садовым помидорам в корзинке у ног.

Вечно молодой и пожизненно пьяный маг-бытовик Михаил Михайлович вздыхал, прижимал к себе бутылочку горькой. Рядом бегал пухлощекий лесной аука и морочил всем головы, предлагая каталоги косметики. Слесарь Федор Геннадьевич косился в сторону бутылки Михалыча, но очень боялся грозной жены Людмилы. А она горько вздыхала, хваталась за пышную грудь и приговаривала: «Ну как же так». Стоящая рядом бабка Василиса, подслеповато щурясь, интересовалась у бабы Яги сортом цветочков в ее руках.

Сами мухоловки, сидящие в горшке, жевали тюль, священники бегали, мэр кричал, остальная администрация угрюмо молчала. Люди и нелюди дружно страдали.

Я же, в свою очередь, вежливо самоустранилась от всеобщего гомона, жевала соцветие красной гвоздики и прикуривала стебель, пока никто не видел. То и дело на меня шикал домовой Антошка, за что что я его нещадно пнула.

— Ай! Кристинка, совсем охамела?! — возмутился мелкорослый недоросль.