Февраль, 1842

Фридриха, на правах почти близкого знакомого, пригласили разделить этот счастливый момент. Они в молчании смотрят на желтый бутон, торчащий из колючего серо-зеленого тельца.

- Может распуститься в любую минуту, - взволнованно сообщает Хуффнагель. - Если бы я мог уговорить его дождаться возвращения вашей супруги!

- Да, Фанни была бы рада его увидеть. Но вы же всё зарисуете?

Он так и видит, с каким радостным изумлением она перебирает рисунки. Хуффнагель заверяет, что, конечно, так он и поступит.

Фридрих возвращается в свой кабинет, перекладывает папки. Проекты, обсуждавшиеся с наставником и другом, который больше не скажет: “Что у вас нового, господин Хитциг, чем удивите?”. Шинкель скончался в прошлом году. Но дело его необходимо продолжить. Замковый мост ждет свои скульптуры, весь Берлин нуждается в благородном касании античности. Возможно, и капли готики? В зеленую сафьяновую папку, которую Фанни подарила на Рождество, она же сложила рисунки, которые сам Фридрих величает не иначе как “фантазии”. Что-то из страшных историй дядюшки Эрнста, с величавыми замками, мавританскими арками и острыми шпилями. Мечты, к которым он пока не хочет прикасаться.

Пока что есть настоящая работа - проект особняка на Белльвюштрассе. Колонны, ниши для статуй, немного лепных гирлянд. Он так увлекается, что поднимает голову от стола, когда слуга вносит лампу в комнату. Уже вечер. Снова ужинать одному в пустой столовой. Можно, конечно, навестить сестру. Клара недавно присылала письмо, где ласково упрекала, что племянники скучают по дяде Фрицу. Но вваливаться в гости без предупреждения не хочется. Позже, на неделе, решает он, и говорит слуге, что прогуляется в город.

В погребке “Башмак и бутылка” людно, но для него место есть. Хозяин сам выходит навстречу.

- Господин Хитциг, давно у нас не были.

- Работа, господин Шорце.

Шорце кивает. Работа - это серьезно. Кем бы мы все были без работы? Строителями воздушных замков. Фридрих просит стакан вина, садится у стены, чтобы никто его не побеспокоил. Он любит побыть среди людей. Не высматривая интересные лица, не воображая их фантастические судьбы, просто - тихо посидеть.

- Я прошу прощения, правильно ли я расслышал?

Фридрих поднимает взгляд. Молодой человек, почти юноша. Светлые растрепанные волосы, близорукий прищур, мягкая улыбка. Тот самый, что встретился ему на улице с комедиантами.

- Вы - Фридрих Хитциг? Сын Юлиуса Хитцига?

- Все верно, - соглашается Фридрих.