Дело о диффамации

О подробностях выясняй у сестры, её журнальчик. Но против царевны они не чирикали, они твоего Баюна обвиняют в клевете. Ну и причин там нагородили до седьмого неба: все сплошь на почве личной неприязни и повышении профессионального рейтинга. Уж не знаю, как это в одном коте помещается. Что, радеешь за товарища?

— Радею, — вздохнул Зверовид. — Мне эта старая шкура каким-то образом дорога. Не знаю, что он там на них накопал, не читаю я эту гламурь. Сестричку зная — не удивлён. А вдруг не клевета?

— Ладно, — вдруг согласился Серый.

— Прошлое дело с медведями вы хорошо провели, поощрить надо. Займись, если душа просит, спасай товарища…

И хихикнул:

— … в качестве премии.

* * *

Первым делом Зверовид наведался к царевне. Змееслава пребывала в расстроенных нервах, металась по светёлке от одного окна к другому, грызла ногти и невнятно восклицала в адрес сатрапов, суконно-посконной цензуры и душителей свободной прессы.

— Мой человек, хоть и кот, — сказала она брату. — Разумеется, я за него впишусь.

Я, конечно, сочинять про них всякие гадости не велела, я просила раскопать что-нибудь вирусное. Журналы? Да забирай хоть весь тираж. Штраф я за него заплачу. Сколько?! Это ж мне замуж в Заморье выйти придётся за такие деньжищи.

— В Заморье бы ничего, как бы не в Нефтебазье, — поддел брат. — Шестой женой в парандже. Давай для начала обрисуй в общих чертах, что за птицы эти наши звёзды эстрады.

Царевна вздохнула, плюхнулась на кровать, села по-турецки, подтянула к себе кипу журналов.

Похлопала по покрывалу: садись, мол, рядом, развеивай свой сумрак сознания.

— Номер первый, Алконост, — провозгласила она, словно представляла их жюри. — Женского полу особа, специализируется на лёгкой любовной лирике, дарит публике эмоции светлые и положительные. Некоторым образом секс-дива.

— Это я вижу, — буркнул Зверовид.

С журнального фото на него смотрела кокетливая мордашка — птица имела человеческое лицо, весьма миловидное! — белокурые волосы были завиты, на них возлежал дизайнерский веночек.

Бюст пташка не прикрывала, и по меркам Царевича он был весьма недурён, весь такой пастельно-карамельный. Прочая стать была птичья.

— И что наш котик про неё сочинил?

Змееслава перелистала журнал, отыскивая между образами скудный текст.

— Представь себе, подбрасывает яйца в чужие гнёзда. Себя не обременяет, у неё талант, востребованный обществом.

— Ып, — сказал на это царевич.