Потерпевший кораблекрушение

Оттого отец твёрдо вознамерился сделать из меня монаха, что — в ту пору — было затеей довольно гиблой. Господа своего я, конечно, почитал, и не было случая, чтобы я пропустил хоть одну службу, но в остальном возня в уличной пыли и беготня за коньком была мне куда интереснее толстых книг с их мудрёной вязью.

Если на то пошло, то я сам хотел в ту пору стать караванщиком, почтовым колдуном или даже разведчиком новых земель. Так что морское путешествие в чужую страну я воспринял не как священную миссию — мы должны были отвезти антиминс в первое наше подворье в Семи Королевствах — а как чудесное приключение и первый шаг к исполнению своей собственной, а не отцовской, мечты — тем более, что авва Айнамаль был совершенно со мной согласен, что монаха из меня не выйдет.

«Монах — это тот, кто Господа любит превыше всего мира, Иссадор, — говорил он. — Не тот, кто надевает покров ради сытной еды и звонкой монеты».

Я уже договорился с Врией, что по возвращении домой она поможет мне сбежать и поможет пристроиться на корабле её старшей сестры Актеи.

Конечно, настоящими моряками могут быть только наяды, но всегда есть куча мелких дел и незначимых поручений, которые можно доверить и человеку.

Но "Три святителя" вылетел на скалы, и последнее, что я помню — как обернувшаяся волной Врия вынесла меня на берег вместе с антиминсом.

На берегу, надо сказать, хватало всякой зелени. Были и растения вроде наших папирусов, и кустарник, и просто всякая водяная дрянь.

Туда-то я и отполз — встать и идти у меня сил не было — и там скорчился, силясь стать как можно незаметнее. Я хорошо мог видеть, как пираты пристали к берегу на длинных лодках и хорошо слышал, как они между собой переговариваются; к несчастью своему, я не понимал ни слова, потому как говорил только на своём родном языке и ещё немного на языке нагов.

Мне казалось, если я вижу их так ясно, им тоже должно быть меня видно, и с минуты на минуту ждал ужасной смерти.

Помню, я всё пытался вспомнить отходную, или хотя бы какую-нибудь молитву — но только повторял первые строки раз за разом по кругу. Все прочие слова путались и разбегались, словно были напуганы не меньше моего.

Но Господь уберёг и меня, и антиминс: на самом деле, как многие знают, из-за решётки всегда видно лучше, чем за решётку. К тому же, вечерело, и моя чёрная кожа и тёмная ряса были трудно различимы среди теней.