Бремя белой лисы

И я тоже, но ведь и безумие было бы поверить! Вот в чем дело.

Я всегда считал себя здравомыслящим человеком. Даже в детстве, когда я в первый раз услышал от матери ту легенду, легенду о Тамамо Но Мае, Драгоценной девушке. Жестокой красавице, любовнице императоров, которая оказалась белой лисой – кицунэ, оборотнем.

Но старушечьи сказки вроде «Отоги-боко»6 никогда меня не влекли. Гораздо больше я любил играть в войну, воображая себя самураем с двумя мечами. Нет цветка прекрасней сакуры, нет человека лучше самурая.

7

Конечно, я выбрал прямой путь. Путь сына самурая.

Путь воина.

Жаль только, я тогда очень многого не знал. Слишком много иллюзий.

(неразборчиво, слова «день» и «отцу»)

…всего трех месяцев подготовки меня направили в танковую часть здесь, на островах, командиром взвода. Думаю, мой механик лучше разбирался тогда в командовании танком, чем я8.

К тому времени я успел не раз понюхать пороха, но в серьезных сражениях участвовать не довелось. Солдаты относились ко мне хорошо, хотя я никогда не давал поблажек.

Может, они и не хотели войны, но переносили ее тяготы с несказанным терпением и послушанием. Солдаты – самое дорогое, что есть в нашей армии.

Перед тем как отправиться в свою островную часть мне удалось вырваться домой. Всего на два дня. На окраинной улице Нагасаки у дверей нашего дома Оюки уже ждала меня. Когда я вошел во двор – пыльный, потный, с мечом и пистолетом на поясе, она не склонилась в поклоне – она стояла, бледная. Я подбежал и обнял ее, увидел слезы в ее черных глазах, блестящие на бахроме ресниц.

Я целовал ей веки, белые губы и волосы, уложенные высокой прической.

Потом жена повела меня к маленькому Идзиро. Мы назвали сына в честь моего прадеда. Он испугался, но потом узнал и вцепился ручками в китель. Я всегда, все время помню запах его черных волосиков.

Ночью, когда я лежал на спине, разглядывая дощатый потолок, Оюки приподнялась на локте, положила мне маленькую узкую ладонь с жемчужными ноготками на грудь и сказала:

- Милый мой, я не хочу тебя волновать, но я решила отправить Идзиро к бабушке, твоей маме, пока ты не вернешься.

- Почему? Не понимаю, - я обнял ее плечи, чувствуя, как руку щекочут ее распущенные волосы, и притянул лицом к лицу.

- Просто так надо. – Она поглядела в затянутое рисовой бумагой окно, оттуда уже сочился белый рассвет, - у меня какое-то тяжелое предчувствие, милый. Не отговаривай меня.

Я хотел пошутить, но осекся. Больше мы об этом не говорили.